Мне часто задают вопрос: «Как вы решились на усыновление?». Могу сказать честно, что я не мечтала о приемном ребёнке — это решение было выстраданным. Мне всегда казалось, что я смогу забеременеть «по первому хотению», но это убеждение оказалось лишь моей несбыточной фантазией.
Череда разочарований…
Замуж я вышла довольно рано, в 18 лет. Мы с мужем очень хотели детей, сразу же приступили к делу, но беременность не наступала. Мой юношеский максимализм не позволял смириться с ситуацией — все мысли были заняты планированием. Я очень не люблю вспоминать этот период — следующие три года ассоциируются с пустыми надеждами. Казалось, что дальнейшая жизнь — это череда обследований и новых разочарований.
Изменили мою жизнь две неудачные попытки ЭКО. Врачи разводили руками, муж забывал о своем «горе» в компании друзей, а во мне что-то сломалось. Вскоре мы развелись — наши отношения не выдержали такого испытания.
Приемный сынок Ванечка
Принять решение об усыновлении было непросто, но мысленно я уже была беременна. Я не хотела спорить с природой — мой ребёнок будет рожден сердцем. Утром я была на консультации в Службе по делам детей. Инспектор рассказала, какие нужно собрать документы, сообщила о том, что все дети на усыновление с тяжелыми диагнозами и закончила прием. И добавила, что мне нужно сначала выйти замуж, потому что усыновители-одиночки вызывают подозрение.
Я твердо решила, что скоро стану мамой, поэтому начала готовить документы. Несколько дней потребовалось на то, чтобы собрать медицинские выписки и пройти основных специалистов, подготовить справку о доходах. Проблем с обследованием жилищных условий не возникло, поэтому Акт осмотра подписали быстро. Когда весь пакет документов был готов, через 10 дней инспектор выдала мне заключение, которое давало право знакомиться с детками-сиротами.
В нашем городе детей без тяжелых диагнозов со статусом не было, поэтому я стала обзванивать Службы в других городах Украины. В Харькове мне предложили посмотреть годовалого мальчика, но предупредили, что от него отказалось уже три пары усыновителей. Я решила рискнуть и на следующий день получила направление в тот специализированный дом малютки, где он находился.
Я очень волновалась, а когда мне принесли ребёнка, казалось, сердце выпрыгнет из груди. На первый взгляд ему было не больше 6-7 месяцев. Он внимательно смотрел на меня своими черными глазами и совершенно не реагировал на игрушки, который я ему привезла. Пока я рассматривала малыша, главврач зачитывала диагнозы. Оказалось, что у ребёнка два порока сердца, «букет» неврологических болезней и мышечная дистония. Хотя ему был годик, он не мог стоять, сидел с поддержкой, а его голова, лоб и переносица были «украшены» синими венами.
Мне разрешили продолжить знакомство с ребёнком в холле и, наконец-то, оставили нас вдвоем. Его диагнозы не давали мне покоя — я сомневалась, что смогу «вытянуть» такого проблемного ребёнка. Он очень отставал в развитии, не воспринимал обращенную к нему речь, не проявлял интерес к игрушкам. Но где-то в глубине души я была уверена, что этот мальчик — мой сын. Однажды взяв его на руки, я уже не могла отказаться от него. Я сразу решила, что назову его Ваня.
Неоценимую поддержку мне оказал мой руководитель — он без лишних вопросов отпускал меня с работы для поездок к ребёнку и потихоньку готовил мне замену на время декрета. С каждой встречей я привязывалась к малышу все сильнее и с огромным трудом возвращала его воспитателям. А Ваня привыкал ко мне, появились первые эмоции. После третьей встречи я подписала согласие на усыновление.
Бумажная волокита сводила меня с ума — постоянно не хватало какого-то документа, хотя у ребёнка был официальный статус. Суд назначили только через три месяца — казалось, ожидание будет длиться вечно. А через месяц меня «обрадовали» — в тот период, когда назначено заседание, судья уходит на плановый больничный. Чего мне стоило уговорить судью не откладывать заседание — это отдельная история. Суд прошел в назначенное время — решение вступает в силу через 10 дней и можно забирать сыночка домой.
Когда наступил «день Х», я приехала за Ваней, он был очень молчаливым и тихим. Казалось, он понимает, что его ждут перемены — очень внимательно всматривался в мои глаза, следил за каждым движением.
Когда мы приехали домой, мое счастье было безграничным — я стала мамой! Ваня не доставлял мне хлопот, привык развлекать себя самостоятельно. Он играл своими пальчиками, уголком одеяла, любой тряпочкой, которая попадала ему под руку. А еще он очень любил раскачиваться — это типичное поведение для детей из детских домов. Так они себя успокаивают, «отключают» негативные эмоции.
Каждый прием пищи заканчивался диким плачем. Как только еда в тарелке заканчивалась, Ваня начинал горько плакать. По незнанию я сделала большую ошибку — увеличила порцию. Ребёнок привык кушать определенную пищу в небольшом количестве, поэтому организм сразу же отреагировал на новый рацион — мы попали в реанимацию с сильной сыпью.
Ваня очень отставал в развитии, поэтому я ежедневно, практически с утра до вечера занималась с ним в форме игры. Мы учили простые основы — Ваня не знал элементарных вещей. Специальные упражнения и упорные занятия дали результат — сынок научился стоять, правда, пока на носочках. Из-за тонуса в мышцах он не мог встать на стопу, но потихоньку учился ходить.
Постепенно мы стали чувствовать друг друга, между нами появилась та самая «ниточка». Сынок стал для меня самым родным человечком в мире, каждую секунду дарил положительные эмоции. Той психологической адаптации, о которой я читала в книгах, у нас не было — мы гармонично влились в жизнь друг друга. Конечно, мой привычный ритм жизни кардинально изменился — Ваня часто болел, тяжело переносил даже небольшое повышение температуры. В больницах нас уже знали, встречали с улыбкой и готовили «нашу» палату.
Усыновление второго ребёнка: доченька Настенька
Наша жизнь шла своим чередом, и я задумалась о втором ребёнке. Я мечтала усыновить еще одного мальчика, даже думать не хотела о беременности — переживала, что тогда Ваня будет чувствовать себя чужим, приемным. К тому же, я всегда мечтала о двойняшках или погодках — почему бы не исполнить детскую мечту?
Когда Ване было два года, я опять пришла в Службу по делам детей. В этот раз меня встретили очень радушно, интересовались, как проходят наши будни. Документы я собрала быстро и уже через месяц держала в руках заключение.
А вот поиски малыша оказались очень сложными. Все дети, которых мне предлагали посмотреть, имели тяжелые диагнозы, я не готова была брать на себя такую ответственность. Через 9 месяцев после того, как я получила заключение, мне позвонили со Службы и предложили посмотреть девочку. Конечно, уже на следующий день я приехала с ней знакомиться. Хотя я хотела еще одного сыночка, сразу поняла, что именно эта девочка должна стать моей дочкой.
В тот момент, когда она сидела у меня на руках и ела банан, я поняла, почему так долго не могла найти ребёнка — ждала именно ее, мою Настеньку. Меня не испугали даже ее диагнозы. Она ходила на полусогнутых ногах из-за сильной деформации стоп, в два года могла произнести только звук «ук» и «калька», у нее была сильная задержка в развитии. А еще она очень боялась незнакомых людей, особенно мужчин — био-родители сильно ее били. Официальный статус она получила за неделю до того, как я с ней познакомилась, поэтому раньше мне не предлагали ее кандидатуру для усыновления.
Постепенно я смогла заслужить ее доверие, и она с нетерпением ждала моих визитов. Ваня сразу с ней подружился, они очень плакали, когда нужно было возвращаться в группу. Я была уже более опытной, поэтому обратилась за помощью к адвокату. Он быстро подготовил все документы и назначил суд через 10 дней. Инспектор уговаривала меня провести дополнительные обследования — было подозрение, что у Насти умственная отсталость. Но я не могла так предать эту девочку, которая поверила мне, поэтому решила, что пока не хочу знать правду. Пообещала, что мы обязательно обследуемся, но только после суда, когда будем дома.
С Настей я узнала, что такое адаптация. Дома она прятала еду во все укромные уголки, ложилась на кучу игрушек, закрывая их от всего мира своим телом, билась головой о стены, если что-то было не так, как хочет она. А еще Настя бесконечно проверяла меня «на прочность». Первый год был очень трудный в психологическом плане — с Ваней у меня не было таких проблем. Настя хотела внимания ежесекундно, очень ревновала к брату, но при этом сильно его любила. Казалось, она сама страдает от того внутреннего конфликта, который был в ее душе.
Постепенно мы стали понимать друг друга, стали мамой и дочкой, а не няней и подопечной. Настя поняла, что я приму ее любой, независимо от того, как она себя ведет. Хотя дочка еще не могла говорить и выражать свои мысли, было ощущение, что она расслабилась, поверила в то, что это ее дом навсегда, и я не верну ее обратно.
Чтобы легче пережить адаптацию, нужно принять малыша таким, какой он есть. Не стоит возлагать на него несбыточные надежды и проецировать собственные мысли — это отдельная личность со своим характером и определенными особенностями. Детский дом накладывает на ребёнка отпечаток, влияет на поведение и мировосприятие — нельзя отрицать этот факт.
Не стоит ожидать от ребёнка благодарности за то, что взяли его в семью. Зачастую усыновители принимают это решение, руководствуясь собственными потребностями и желаниями, поэтому основная ответственность лежит на родителях, а не на детях. Нужно заслужить доверие ребёнка, дать ему время освоиться дома и спокойно относиться к его «странностям». Когда он поверит родителям, его поведение изменится.
Детям я рассказала правду о том, как они появились в моей жизни. Эту информацию они восприняли нормально, на наших взаимоотношениях она никак не отразилась. Такой путь прихода ребёнка в семью им кажется вполне естественным — одни дети «живут» у мамы в животе, а другие — в сердце.
Спустя некоторое время...
Конечно, полностью устранить все проблемы со здоровьем не удалось, но многие неврологические нарушения удается корректировать. Детям очень тяжело дается учеба в школе, но они добрые, веселые, искренние ребята.
Мои дети оказались творческими натурами. Ваня занимается вокалом, стал Лауреатом Всеукраинского фестиваля. Он очень вдохновился своей первой победой и готовится к фестивалю международного уровня. Но вокал — не единственное его увлечение. Сынок мечтает стать проектировщиком и ветеринаром, его интересуют «мужские дела»: строительство, ремонт и грузовые автомобили.
Мышечная дистония мешает Ване заниматься активными видами спорта и даже обычная езда на велосипеде пока является для него сложнейшим занятием, но он не сдается. Благодаря этой проблеме он стал ценить даже малейшие достижения. В этом году научился висеть на турнике — его радость была запредельной.
Главное достижение Насти — она ходит в обычную школу, учится читать и писать. Дислалия, дисграфия и дислексия (трудности с произношением звуков, письмом и чтением) значительно затрудняют процесс обучения, но занятия по специальным методикам дают результаты. Она уже может прочитать простые слова, практически не путает буквы и с удовольствием ходит в школу. У Насти получаются очень оригинальные рисунки — ее работы учительница забирает на городские выставки. Дочка может часами наряжаться, создавая одежду из простыней и различных подручных материалов.
Мои дети очень дружные, я с гордостью могу сказать, что они — настоящая команда. Ссоры у них возникают редко, зато идеи для очередной шалости рождаются с завидной периодичностью. Никогда не отказывают друг другу в помощи, даже если приходится пожертвовать собственными интересами. Я очень хочу, чтобы такие отношения сохранились на всю жизнь, поэтому не устаю им напоминать, что они — самые родные люди в мире и всегда должны поддерживать друг друга.
Все страхи и сомнения остались далеко в прошлом, иногда я даже не могу поверить в то, что это не я их родила. Каждый день мысленно я говорю им «спасибо» за то, что они есть у меня — только с их появлением я поняла, что такое настоящее счастье.
